«Само Писание стало откровенно осмысляться в ту эпоху на уровне
«Само
Священное Писание
стало честно осмысляться в ту эру на уровне античных домыслов, что сказалось в искусстве, – и тем
было задано курс в осмыслении вероучительных правд
христианства» [15, с. 22].
Бог начал осмысляться (повторимся возобновил) в чисто человеческих категориях.
«Просветительский,
свободомыслящий разум кушать разум больной, оторванный от целостной жизни, от духовного
преемства, и потому для него перекрыты
горизонты бытия. Данный разум ни разу не был в
состоянии взять в толк тайны ситуации, тайны
религиозной жизни народов, и он
извратил науку
XIX и XX веков», – завлял Бердяев [17, с.
433].
Можно
заявить, собственно при Екатерине II «каждая культурная
работа, в том количестве
поэтическая, считалась прямым участием в созидании страны» [18, с. 145]. Стихотворство «концентрировала в себе практически всё
содержание духовной
жизни нации» [19, с. 15]. Поэты
такого периода обретали нравственную основу в Библии. Избрав для поэтических переложений текст Псалтири, они стремились
сформулировать в
духовных песнях личное созерцательное начин. «Так как переложения псалмов, – сообщает Л.Ф. Луцевич, –
гораздо наиболее «
личны», наиболее «
персональны» по
своему содержанию, по тематике и эмоциональному
возвожу, чем
оды парадные. В переложениях псалмов общество с Богом легко преображается в жалобу на врагов, на
собственные несчастья, бедствия и проблемы. В переложениях
псалмов абсолютно уместно развитие какой
угодно темы – от самой отвлечённо-философской до глубоко
индивидуальной, приватной» [13, с. 59].
При всех
переворотах в сознании, которые состоялись, при всей
переориентировке на западное миропонимание,
литературно-общественное понимание второй половины XVIII века всё же
было сильно классической православной духовностью. В это время российская литература ещё «использовала одним с Церковью
языком, не
уходила вдали от
церковных стен» [2, с. 27]. Это разрешало светской культуре в целом
столоваться и наполняться «духовным пламенем и
основательным христианским
ощущением,
открыто выделяющими российскую словесность из числа европейских секуляризованных литератур свежего
времени» [20, с.
