Однако Ломоносов не только ставит перед читателем проблему страдальца
Впрочем Ломоносов не лишь
ставит перёд читателем проблему невинного страдальца. Он надлежит
речи Бога в Книге Иова, но основная мотив
там несколько
другая: она легче, она не настолько мистична.
О ты, собственно в горести попусту
На
Бога ропщешь, человек,
Внимай, коль в ревности ужасно
Он к Иову из тучи речек!
…Сбери свои всё силы ныне,
Мужайся, стой и ответь
Где был ты,
как Я в подтянутом чине
Великолепный сей сделал свет
[12, с.
113].
Дальше идет парафраз картин
природы, а
кончается всё моралью,
коей нет в
Книге Иова, она принадлежит
уже лично Ломоносову:
Сие, о тленный, рассуждая,
Представь зиждителеву воля,
Святую волю
почитая,
Имей собственную в терпеньи доля.
Он
все во благо нашу возводит,
Казнит кого или же покоит.
В уповании тяготу сноси
И
без роптания проси
[12, с. 114].
Данного, повторим, Бог не заявляет в Книге. Стихотворец как натуральную добродетель человека признаёт
его смирение перёд властью и волею Зиждителя, усматривая в этом настоящую
земную премудрость. Но,
интерпретируя библейский текст этим образом, он выделяет на вопрос
иной ответ. То кушать, в
случае если в Книге Иова нет разрешения вопроса, то Ломоносов решает проблему со своей
точки зрения, призывая человека к слепому смирению и долготерпению. Этим образом, в его творчестве мы сталкиваемся с основательным переосмыслением
библейских тем и образов, с
нередким их потреблением как в облике поэтических
аллегорий, но и в облике центральных сюжетных образов, ключевых тем, на коих строится
создание.
Очень важно упомянуть и о библейских темах в творчестве Сумарокова. Его собранные в некой книге «Оды торжественныя» (1774) предполагают собой довольно
монолитный который
был использован, позволяющий увидать в нем неординарную философию,
основанную на
дидактизме и
морализаторстве. Сумарокову свойственны открытая предвзятость и гражданственность, собственно позволяет
заявлять об
особом виде созданной им парадной
оды, где доминирует не праздничная панегиричность, как у Ломоносова, а поучительная риторика,
базирующаяся на
мыслях воспитания воля
имущих и утверждении высоких нравственных (
христианских) эталонов.
